Ваша взяла, Дживс - Страница 63

– Нет, сэр. Вы забываете, что мистер Траверс из страха перед грабителями все окна забрал толстой решеткой.

– Ах да, верно. Что ж, тогда у меня вопросов больше нет, – сказал я не совсем уверенным голосом. – Может быть даже, все и получится. Но у меня такое предчувствие, что где-нибудь что-нибудь да сорвется. Впрочем, в моем положении не приходится пренебрегать хотя бы одним шансом из ста. Я принимаю ваш план, Дживс, пусть, как я уже сказал, и не без некоторых сомнений. В котором часу будем звонить?

– После полуночи, сэр.

– То есть в начале первого ночи, вы хотите сказать?

– Да, сэр.

– Заметано. Ровно в двенадцать тридцать я ударю в колокол.

– Прекрасно, сэр.

ГЛАВА 22

Не знаю, в чем тут дело, но в загородных домах после наступления темноты мне становится как-то не по себе. В Лондоне я могу, не дрогнув, провести вне дома хоть всю ночь напролет и явиться под утро вслед за молоком; но в сельской местности оставьте меня одного в саду, когда основной состав гостей уже расселся по насестам и все двери на запоре, и у меня расползаются мурашки по коже. Ночной ветер раскачивает верхушки деревьев, сучья потрескивают, в кустах шуршит, оглянуться не успел, как уже всякое присутствие духа у тебя испарилось, того и жди, сзади подкрадется, рыдая, фамильное привидение.

Чертовски неприятное чувство. А от сознания, что тебе вскоре предстоит ударить в самый голосистый пожарный колокол, какой есть в Англии, и поднять в этом тихом, затененном доме панику и военную тревогу, легче на душе не становится, можете мне поверить.

Что собой представляет пожарный колокол в Бринкли-Корте, я знал. Трезвон он поднимает такой, что не дай бог. Дядя Том мало того что недолюбливает грабителей, но еще решительно не согласен испечься заживо в своей постели, поэтому, купив дом, он позаботился, чтобы у здешнего пожарного колокола был голос, от какого человека может хватить инфаркт, уж, во всяком случае, не подумаешь, что это чирикает сонная пташка в плюще.

Когда я в детстве приезжал погостить в Бринкли, нам нередко устраивали после отбоя учебную пожарную тревогу, и я, бывало, вскакивал очумелый от сна словно при звуке трубы архангела.

Признаюсь, при воспоминании о том, но что способен этот колокол, если возьмется за дело всерьез, я замедлил шаги у будки, в которой он помещался. При взгляде на веревку на фоне белой стены я представил себе, какой зверский рев сейчас разорвет мирную тишину ночи, и меня с новой силой охватило вышеописанное неприятное чувство.

Более того, поразмыслив на досуге, я вовсе разуверился в удачном осуществлении Дживсова замысла. Он-то был убежден, что перед лицом страшной опасности у Гасси и Таппи будет только одно на уме: спасти Бассет и Анджелу. Я не мог разделить его оптимизма, как ни старался.

Я ведь знаю, как поступают мужчины, когда им в лицо смотрит страшная опасность. Помню, мне рассказывал Фредди Уиджен, один из самых галантных наших «трутней», как в одном приморском отеле, где он отдыхал, случился пожар, так он не то что не бегал по этажам, спасая женщин, а за десять секунд съехал по пожарной лестнице на землю, и на уме у него было только одно: личное благополучие Ф. Уиджена.

А что до заботы о представительницах нежного пола, то, по его словам, он был согласен стоять под окнами и ловить их в растянутое одеяло, но не более того.

Почему же в таком случае от Огастуса Финк-Ноттла и Гильдебранда Глоссопа следует ждать иного?

Так я размышлял, теребя конец веревки, и, наверное, отменил бы всю эту затею, если бы мне вдруг не пришло в голову, что ведь чертова Бассет никогда еще не слышала нашего колокола, может быть, он как взревет, так она струсит и сразу на попятный? И до того мне это показалось соблазнительно, что я не стерпел, ухватился, не откладывая, за веревку, поустойчивее расставил ноги и рванул изо всех сил.

Я, естественно, не ждал, что после удара колокола воцарятся тишина и спокойствие. И ни спокойствие, ни тишина не воцарились. Последний раз, когда этот колокол звонил на моей памяти, я спал в дальнем флигеле; но даже и там я вылетел из постели словно пушечное ядро. Теперь же, стоя с ним нос к носу, я получил полный заряд, и могу вас уверить, что в жизни не слышал ничего оглушительнее.

Вообще-то я люблю громкие звуки. Как-то раз Ките-кэт Поттер-Перебрайт принес в клуб полицейский свисток и заверещал в него прямо у меня над ухом – а я лежу себе в кресле с блаженной улыбкой, откинулся на спинку, глаза прикрыл, как в оперной ложе. И то же самое когда сынок моей тети Агаты, юный Тос, поджег в гостиной связку цветных ракет, посмотреть, что получится.

Но пожарный колокол в Бринкли-Корте – это уж слишком, даже для меня. Я дернул веревку всего несколько раз и, решив, что все хорошо в меру, пошел к парадному крыльцу лично наблюдать зримые плоды своих дел.

Бринкли-Корт меня не подвел. Я с одного взгляда удостоверился, что народу собралось полно. Смотрю, там виднеется дядя Том в лиловом шлафроке, сям – тетя Далия все в том же желто-голубом. А вон Анатоль, Таппи, Гасси, Анджела, Бассет и Дживс в порядке перечисления. Все на месте как миленькие.

Однако – и это сразу же внушило беспокойство – никаких признаков начала спасательных работ не наблюдалось.

Я-то надеялся увидеть, как в одном углу Таппи заботливо склонился над Анджелой, а в противоположном Гасси обмахивает полотенцем свою Бассет. Вместо этого смотрю: Бассет вместе с тетей Далией и дядей Томом толпятся вокруг Анатоля и стараются указать ему на светлую изнанку, а что до Анджелы и Гасси, то они сидят одна с надменным видом на ограде солнечных часов, другой на траве, потирая ушибленное колено. Таппи же прохаживается взад-вперед по дорожке один-одинешенек.